Улан [СИ] - Василий Панфилов

Выигрыш же попаданец, после недолгой (но тяжёлой) борьбы с “жабой”, решил пустить на общие блага капральства и прежде всего — медицину. Хирургические инструменты (дорогущие, зараза!), кое-какие лекарственные травы, перевязочные материалы, несколько книг по анатомии.

С медициной сейчас вообще было тяжело — один доктор был на весь полк — и это считалось ого-го как круто! Между тем, доктор этот даже не учился в университет, а стал медикусом после личного ученичества — сейчас такое допускалось[29]. Квалификация же у него была…

Пришлось как-то обратиться — и уйти оттуда в ужасе — знаний по меркам спортсмена попросту не было. Ртуть, мышьяк, копыта чёрного козла[30] и прочие ингредиенты того же уровня — вот что было основными методами лечения. Хирургия? Аналогичный уровень.

В общем, попаданец плюнул и с тех пор сперва его контуберния, а затем и уланы со всего капральства стали приходить к нему со своими болячками. За проблемы с почками или чем-то ещё он не брался — в полку были достаточно грамотные травники, но вот вывихи, ушибы, растяжения и сотрясения мозга, как и порезы после неудачных схваток — вполне. Он даже научился зашивать раны. Пусть первые попытки были откровенно неуклюжими, но потом пошло на лад — тем более, что особой альтернативы не было…

Вот и сейчас:

— Да это, может и не надо зашивать, боярин? — просительно тянет здоровенный улан.

— Надо, Прохор, надо, — сурово сообщает экстремал, — рану твою если не зашить, то она два месяца может заживать. А там и зараза из-за это пойдёт. А зашью — там недельки через три всё заживёт.

Прохор тяжко вздыхает и согласно кивает.

— Готовьте стол, — обращается парень к уланам из контубернии, которые охотно берутся ему ассистировать.

— Та зачем меня на стол, на ём люди едят, — вяло возражает пострадавший.

— Цыть! Человек — всяко священней будет, чем хлеб, так что стол не пострадает. Да и что — прикажешь мне в три погибели над тобой горбится?

Уложив раненого на стол и заранее подготовив всё необходимое, вынужденный медик обмывает рану и сам моет руки. Затем следует аккуратный удар по сонной артерии и пациент теряет сознание. Метод давно известный у адептов БИ, но скажем так — рискованный. Так бы Игорь даже не попытался бы заниматься столь рискованным наркозом, но… С начала весны он стал чувствовать что-то… этакое. Экстрасенсорика или что, он сам толком не понимал, но раз работает — нужно пользоваться.

Прохор очухался уже когда обматывали ногу.

— Эт… Когда, боярин? Страшно ж…

— Да всё уже, болезный, — успокоил его попаданец и сурово приказал сопровождающим:

— Сейчас до хаты на руках тащите и проследите, чтоб сам никуда не вставал. Ведро поганое рядом поставьте, чтоб было куда нужду справлять. Ну дней через несколько можно будет и во двор ходить — но так, сторожко.

Те закивали истово и быстро утащили сослуживца.

Кстати — боярином его начали звать достаточно давно. Как понял парень, “Игорь Владимирович” по здешним понятиям было что-то вроде “Ваше сиятельство”. А обращаться так к рядовому как-то… Ну а “Боярин” вроде как и ничего — чуть более фамильярно, но субординации не нарушает.

Вообще, сложилась достаточно странная картина — его упорно считали аристократом. Сам он не подтверждал (и не опровергал) этого, но порой доходило до смешного — все поступки, которые как-то выделяли его из толпы, немедленно приписывались именно аристократическому происхождению.

С одной стороны — вроде как и неплохо, попаданца ещё ни разу не заставляли заниматься чем-то помимо воинской учёбы — ну разве что в карауле стоять. А с другой — пришлось следить за своими словами и поступками, что раздражало порой.

Выехали через несколько дней — и тот самый пострадавший ехал с ними на телеге — сам напросился, да и успеет выздороветь. Вообще же, полк поехал не в полном составе — около пятидесяти человек остались в слободе. В основном — молодняк (из набора Игоря поехал он один) и немногочисленные ветераны, оставленные как для обучения этого самого молодняка, так и для решения каких-то хозяйственных вопросов. Всего ехало чуть больше пятисот человек — ну такие в это время полки…

Подсознательно парень ожидал, что выезд будет напоминать кинофильмы — то есть стройные колонны, бравые усачи, трубачи… Действительность же оказалась намного более прозаичной — одних только телег набралось больше сотни, так что получилась не бравая колонна, а натуральный обоз.

А куда деваться — до создания грузовиков было ещё ой как много времени, да и военное имущество было достаточно специфичным, чтобы его можно было легко достать. Сёдла, уздечки, запасные пики, подковы, походная кузня, имущество полковых сапожников и портных, запасы провизии, медицинская телега (заслуга Игоря) и много чего другого.

Доехав до определённой развилки, разделились — обоз поехал дальше, а сами уланы свернули. Здесь была традиция, что полк должен пройти через город — дескать, повышает патриотизм.

— Как дурики какие, — проворчал попаданец, но его мало кто понял — большая часть сослуживцев прямо-таки купалась во внимании горожан.

Как только выехали из города, он тут же перекинул одну ногу на седло и достал флейту. Уланы оживились — музыку здесь любили, так что подобные упражнения воспринимали исключительно положительно.

— Ты это, чё-нибудь жалостливое могёшь? — стесняясь, обратился к нему Никифор. На лицах остальных солдат было полное согласие, так что заиграл без лишних слов…

Немного минора не повредило, но когда проезжать пришлось через одну из деревень, где у многих улан были подружки, попаданец не удержался…

Зелёною весной под старою соснойС любимою Ванюша прощается,Кольчугой он звенит и нежно говорит —Не плачь, не плачь, Маруся-красавица.Маруся молчит и слёзы льёт,От грусти болит душа её.Кап-кап-кап, из ясных глаз МарусиКапают слёзы на копье.Кап-кап-кап, из ясных глаз МарусиКапают горькие, капают, кап-кап,Капают прямо на копьё.Студёною зимой опять же под соснойС любимою Ванюша встречается,Кольчугой вновь звенит и нежно говорит —Вернулся я к тебе, раскрасавица.Маруся от счастья слёзы льёт,Как гусли душа её поёт.Кап-кап-кап, из ясных глаз МарусиКапают слёзы на копье.Кап-кап-кап, из ясных глаз МарусиКапают сладкие, капают, кап-кап,Капают прямо на копьё.Маруся от счастья слёзы льёт,Как гусли душа её поёт.Кап-кап-кап, из ясных глаз МарусиКапают слёзы на копье.Кап-кап-кап, из ясных глаз МарусиКапают сладкие, капают, кап-кап,Капают прямо на копьё.

На лицах появились улыбки, послышались шутки и кое-кто из улан отстал, клятвенно обещая догнать — вот только попрощается как следует со своей Марусей!

— Молодец, сильно настрой поднял, — сказал ему подъехавший поручик.

Вообще, случай с удачным внедрением поэзии был редким — всего несколько стихов и песен удостоились признания сослуживцев — и это при том, что он старался отбирать их очень тщательно.

“ — Да… Здесь Высоцкого не “перепоёшь”, как ни старайся, — в один из “поэтических” дней сам с собой разговаривал парень — была у него такая привычка.

— Вот взять к примеру “Прощание Славянки”… Песня гениальная, но… Не подходит в принципе — там же есть такие строки — как “Где Илья твой и где твой Добрыня” и “Встань за Веру, Русская Земля”. Красиво? Да охренеть как! Но вот здесь и сейчас это однозначно не пойдёт. Почему? Так она очень хорошо ложиться на чаяния староверов, против которых ведётся настоящий террор. Илья с Добрыней — обращение к “Старине”, да и “Встань за Веру” — именно так говорят староверы. Так что… Мда, вряд ли из меня получится местный вариант Пушкина…”

Ну да — спортсмен был честолюбив, и зная массу песен и стихов, надеялся как-то выделиться. Мир он решил считать параллельным, так что “обкрадывать” поэтов не стеснялся. Но пока не слишком-то получалось — знал-то он в основном песни, причём современные, а со стихами того же Пушкина дела обстояли куда скромней.

Часть вторая.

Война

Глава первая

Два года — срок немалый, особенное если это — военные года. За время войны против Пруссии Игорь подрос — как буквально, так и в чинах.

— Сержант! Готов кулеш, иди пробу снимай, — позвал его Андрей.

Достав ложку из внутреннего кармана, спортсмен подул и осторожно попробовал.

— С зайчатиной? — спросил он подобревшим голосом.

— А то! Выскочил шальной, ну мы его и того… Мяса в ём на один укус, ну так хоть кулеш духовитый получился.

Пообедав, разошлись по своим делам — они недавно прогулялась по прусским тылам и люди вымотались, так что с учениями он никого не заморачивал. Да — именно он. Рысьев пошёл на повышение, получив ротмистра и батальон (ротмистр Пушкарёв — увы…), ну а ротой… Ротой формально командовал молоденький поручик, присланный из России — уже четвёртый на памяти попаданца.